Писатель Григорий Чхартишвили провел уникальный по чистоте своей эксперимент — браво! Начался этот эксперимент довольно давно, когда Чхартишвили придумал писателя Бориса Акунина, и несколько месяцев читающая публика всерьез гадала, кто же это пишет такие чудесные детективы.
Однако же разгадали довольно быстро, а многие даже и без подсказок. Первую стадию эксперимента следует считать неудачной, как неудачным бывает первый запуск ракеты — пролетела немного, да и грянулась оземь. Нет, не в том смысле, что писатель Акунин оказался неуспешен — очень даже успешен. Чхартишвилиевский эксперимент с Акуниным следует признать неудачным в том смысле только, что Акунин своего создателя съел, сросся с ним, заменил собою, как Ахматова съела Горенку, как Белый — Бугаева, как вообще псевдоним съедает писателю фамилию. Теперь уж не Чхартишвили, а вымышленный писатель Акунин и блог ведет, и на митингах выступает, тогда как Чхартишвили, выдумавшему Акунина, остается только напоминать в общественно-значимых случаях, что он Чхартишвили, а Акунина, так уж и быть, напишите в скобках.
К чести Чхартишвили надо сказать, что успешность Акунина не остановила дальнейших экспериментов. Чхартишвили продолжал выдумывать не романы, как это свойственно писателям, а писателей. И за прошедшие четыре года выдумал двоих — Анну Борисову и Анатолия Брусникина. Эти два эксперимента следует, кажется, признать совершенно удачными, поскольку четыре года никто (кроме совсем уж узкоцеховой издательской тусовки) не знал и не догадывался о том, что пером равно Борисовой и Брусникина водит Чхартишвили. Книжки Борисовой продавались от имени Борисовой честно, хоть и небольшими тиражами, зато без сколько бы то ни было ощутимой поддержки Акунина или Чхартишвили. Книжки Брусникина продавались большими тиражами, и тоже без поддержки Акунина.
Оно конечно, можно сказать, что писателей выдумывали и раньше, что Пушкин выдумал Белкина, а А. К. Толстой выдумал Козьму Пруткова… Но ведь Пушкин не скрывал своей причастности к Белкину. Оно конечно, можно сказать и что все эти нынешние акунинские эксперименты с теоретической горечью описывали еще Лакан, Деррида и Бодрийяр в прошлом веке.
Оно конечно, были прецеденты. Но с такой отчетливостью эксперимент удался впервые.
Впервые перед нами — гиперписатель, то есть такой писатель, который выдумывает не книжки, а писателей.
Эта игра носила бы интерес сугубо литературный, максимум — культурологический, если бы нельзя было, убедившись в том, что возможна профессия гиперписатель, попытаться присобачивать приставку гипер- и ко всем другим профессиям на земле.
Например, гиперполитик — человек, который не проводит какую бы то ни было политику, а придумывает политиков: демократа, фашиста, националиста… Есть уже такая профессия, знаем ее представителей.
Но ведь и гиперврач. Человек, который не лечит пациентов, а придумывает врачей: умницу терапевта, прошедшего стажировку в Америке, или циника хирурга — золотые руки, или лентяя, купившего диплом, или забулдыгу на скорой помощи, или святую бессребреницу…
Да ведь и гиперучитель. Человек, придумывающий учителей: любимца старшеклассников, долдона подхалима, романтика с горящими глазами, въедливую крысу… Причем образованный, тонкий и любимый старшеклассниками учитель окажется ничем не лучше долдона подхалима, если долдон подхалим вышел натуральный и достаточно отвратительно долдонит и подхалимничает. В его случае педагогический эффект будет основываться на том естественном отвращении, которое такой учитель будет вызывать у детей.