Мне кажется?.. Или ничего этого раньше не было, а сейчас появилось? Благодаря социальным ли сетям, мобильным ли средствам связи, по вине ли отсутствия сколько бы то ни было институционализированной политики — так или иначе, что-то я в последнее время всё чаще сталкиваюсь с людьми, которым не всё равно.
Нет, вы, наверное, не помните, как людям бывает сильно не всё равно. И наверное, стали уже забывать, как людям бывает всё равно абсолютно.
В конце 1980-х, например, на Пушкинской площади в Москве каждый вечер собиралась толпа. Не кататься на роликах и скейтбордах, а читать газету «Московские новости» и обсуждать устройство страны. Эти же, более или менее, люди выходили на стотысячные демонстрации за свободу и демократию (что бы они там на самом деле ни имели в виду). Примерно они же защищали Белый дом в 1991-м, хотя многие и разочаровались после этого в Белом доме. Они же отчасти защищали Белый дом и в 1993-м — и разочаровались снова: и в тех, кого защищали, и в тех, от кого. Они же, в конце концов, — вы, наверное, не помните, — выходили в 1994-м на многолюдные митинги против войны в Чечне. И все эти общественные порывы казались чрезвычайно благородными в момент осуществления — и довольно глупыми уже через несколько месяцев. Куда это я ходил? Каким флагом размахивал? Какие имена выкрикивал? Какие лозунги? Зачем?
Люди вдруг стали объединяться. Для начала в пары, так что не прошло и трех лет, как образовались очереди в детские садики И я не помню точно, когда это нормальным стало ни в чем не участвовать, сидеть дома, жить частной жизнью, тратить свободное время на развлечения. В девяносто ли восьмом году после дефолта? Или на рубеже двухтысячных, когда взрывались в Москве дома?
Вы, наверное, не помните, но в середине нулевых про любое объединение людей (даже клуб филателистов) принято было думать, что объединение это кем-то проплачено, что-то пиарит, и вообще истинные его цели не совпадают с заявленными. В середине двухтысячных люди вообще не объединялись, ни для чего. Судя по демографическому кризису, они даже в пары не объединялись для продолжения рода.
И вдруг что-то изменилось. Я не понимаю в связи с чем. Люди вдруг стали объединяться. Сначала в пары, так что не прошло и трех лет, как образовались очереди в детские садики. Потом в команды, какие-то клубы, фонды, движения… Про многие эти движения принято было говорить поначалу, что они кем-то проплачены и кого-то пиарят. Ну, то есть вот Евгения Чирикова со своим Химкинским лесом — проплачена, а заодно пиарит себя… И Чулпан Хаматова проплачена и пиарит… И Навальный проплачен мировой закулисой… Поначалу так можно было говорить и думать, но потом всяческие объединения людей стали образовываться с такой быстротой, что не успеешь даже произнести слов «проплачено» и «пиарят», ан глядь — еще десять клубов, объединений, сетей и движений появилось. Когда же их-то успели проплатить?
Одни лесные пожары тушат, другие тесты на ВИЧ раздают проституткам, третьи мигалки фотографируют, четвертые волонтерами работают в больнице, пятые памятник какой-нибудь защищают, шестые гей-парад устраивают, седьмые разгоняют гей-парад…
Вот! Это важно! Я хочу сказать, что отнюдь не всегда согласен с идеологией общественных движений, которые появляются вокруг меня, как грибы после дождя. Чьи-то мнения я разделяю, чьи-то нет.
Однако же, когда общественных объединений нет и когда люди вообще ничего общественного не хотят, у них одной проблемой меньше. Им не надо договариваться. А если люди хотят чего-нибудь, то наверняка найдутся ведь и люди, желающие совершенно обратного.
И стало быть, надо договариваться же как-то или разговаривать хотя бы. Не с единомышленниками, а с противниками.