Знаете, чем мне интересен Иван Глухов? Он никогда не смотрит на часы, вот в чём дело. Он не итожит свою жизнь, не раскладывает её по полочкам и порой сам искренне удивляется – как же так? Как из субтильного юноши, напевавшего у костра про изгиб жёлтой гитары, он стал монстром рок-андеграунда, бросающим в зал: «Ах, эти доярки, они нюхают навоз, не зажимая нос, – как настоящие панки!». Тот ли он самый Иван, который проповедовал православие, самодержавие и народность, накоротке переписываясь с Великой княгиней, – или уже тот, с иголочки одетый nouveau russe, который крутит лототрон в самом фешенебельном игорном заведении города? Однажды я спросила, согласен ли он с тем, что его называют «шоумен Глухов». «Ровно наполовину, – отвечал он. – Потому что я действительно Глухов». А потом я узнала, что ему заказали официальный Гимн молодёжи города Кирова. А потом мне сказали, что он сошёл с ума и сутки напролёт мастерит какие-то диковинные этнические дудки. А потом мы договорились об интервью. И он встретил меня на костылях.
– Почему в гипсе, Вань? Неудачно встретил Новый год?
– Нет, новогодняя ночь прошла чудесно, нога пострадала позже. Год веселого пряника мы с семьей встретили в движении, в дороге. Это уже не первый раз, когда мы отмечаем зимний праздник в машине: заехали в лес, включили радио и под бой курантов выпили шампанского. Всё это произошло по дороге на дачу, где, собственно, и продолжилось празднование. 31 декабря семья Глуховых дала концерт на дружеской вечеринке: дочка Ева играла на варгане, а мы с женой Яной музицировали на японских флейтах сякухати.
– Это те бамбуковые трубочки в углу?
– Угу. Послушай, как они звучат, здорово? По-японски сякухати обозначает всего лишь размер флейты: 54 сантиметра на 54 миллиметра. Это флейта японских самураев, она может служить как предметом духовной силы – для медитации, так и оружием, чтобы поражать врага. Я делаю их сам. Вот, смотри: это – заготовки, они дешевые, сделаны из верхних частей бамбука, а вот корневые – дорогие, со специальными вставками из оленьих и лосиных рогов для остроты звучания. Внутри всё вытачивается по старинной японской технологии, делаются конусовидные отверстия. Достаточно трудоемкий процесс, но в итоге получается вот такая красивая – с золотом и резьбой – флейта. Ты спрашивала, почему я на костылях? Сразу после Нового года я наконец-то встал на горные лыжи, очень долго мечтал об этом, да и Яна уговаривала: она постоянно катается на сноуборде. В Кирове есть Филейская гора – она опасная, трехъярусная: вначале пологая, потом становится круче и вообще ныряет. Всю неделю мы каждый день ездили туда, а перед Рождеством я упал на спуске и растянул ногу.
– Хорошенький подарочек тебе преподнесла судьба…
– В каждом состоянии есть свои преимущества. Зато теперь все носят меня на руках и за мной ухаживают. Само по себе существование для меня является подарком, поэтому я не циклюсь на том, что мне дарят, и сам никому ничего не дарю – не допросятся!
– Сейчас у всей страны одна проблема – как выйти из праздничного состояния, влиться в рабочий процесс по возможности безболезненно. Каким образом ты преодолеваешь это затруднение?
– Для себя и всех людей у меня сформировалось такое послание: не выходите из состояния праздника никогда. Пусть ваши будни, каждый день и каждый миг будут радостью, праздником и танцем. Этот танец любви и божественности есть в каждом человеке, надо лишь открыть его в себе, и тогда произойдет внутренняя трансформация.
– Вань, ты что – увлекся восточной философией? Как ты дошел до такого восприятия мира?
– Это не философское восприятие мира, просто сердце мое открылось.
– И давно?
– Оно было открыто всегда, как и у каждого человека. Но большинство людей боится этого. Все привыкли, что мир – это жестокая конкуренция, серьезная борьба. Я часто общаюсь с людьми, которые находятся у власти – не только в нашем городе, но и в других странах. И никто из них серьезно жизнь не воспринимает. Те, кто управляет миром, знают, что наш мир – это радость, иначе никто бы не стал заниматься ни политикой, ни бизнесом. А тот, кто занимается чем-то слишком серьезно, далеко в своей сфере не продвигается. Как только ты становишься легким – ты выше облаков.
– И как добиться этого состояния? Медитация помогает?
– Помогает. Это классная вещь, хотя ее многие опасаются. Почему? Потому что всё неизведанное всегда страшит. 99% людей спят в заданной программе, находятся под воздействием власть имущих, постоянно живут в страхе. А когда у человека нет страха, им управлять невозможно, он перестает быть марионеткой, его уже не загнать в стадо. Раньше за такое свободомыслие сажали, а теперь, надеюсь, мы всё ближе к новой эпохе. Когда ты будешь смотреть любому человеку в глаза, и увидишь в них себя. Об этом великие люди говорили со дня сотворения земли: истина непреложна, она может быть неудобна, аполитична.
– Если я правильно поняла, сейчас ты увлечен духовной музыкой. Но кировчане помнят тебя как рок-легенду, организатора эпатажных шоу. Был в твоем творчестве и период шансона…
– Почему был? Шансон я очень люблю до сих пор. Когда я сидел в лагерях при той ещё власти, я специально по всем пересылкам собирал по крупицам песни, которые мне хотелось бы спеть. Яркие, живые, написанные народом или переделанные им, такие как «Гимн малолеток», «Голуби летят над нашей зоной», «Столыпинский вагон». Меня они до сих пор трогают, потому что в них жизнь реальная, не приукрашенная. Мне бывает неприятно, когда человек думает, что я исполняю шансон неискренне – типа: «дай-ка я еще блатную песню спою». Сам я, правда, ни одной композиции в стиле шансон не написал, ну, в том виде, в котором я его воспринимаю: блатная лирика. Это не городской романс и не авторская – так называемая «костровая» – песня. Их я сочинял, когда в 80-е примкнул к движению самодеятельной песни, к КСП – в духе Высоцкого и Визбора. Хотя, наверное, Высоцкий бы дал в морду тому человеку, который сказал бы, что он принадлежит к движению КСП.
– А когда ты вообще запел?
– Впервые я вышел на сцену в образе Томаса Андерс из Modern Talking, мы исполняли пародию в художественном училище. Потом мы с другом Мишей Рубцовым пришли в клуб самодеятельной песни, который ВЛКСМ взял под свое крыло, обезглавил и возглавил. Тут же мы полетели на Грушинский фестиваль, где я познакомился с «Лицедеями», со Славой Полуниным. То, что я тогда писал, было детским лепетом, но в этом была какая-то искренность, открытость. Тогда еще, будучи несовершеннолетним, я осознал, что у людей могут быть другие взгляды, отличные от комсомольских. После этого Ксения Лицарева – декан филологического факультета ВятГГУ – пришла давать нам уроки поэзии и поведала, что есть такие поэтические кружки: «Молодость» и «Верлибр». Нас взяли в «Верлибр», где царил дух свободы: пиши, что хочешь, хоть с матом, хоть без, против советской власти или за нее. Туда были внедрены люди из комитета госбезопасности, мы их прекрасно знаем и до сих пор почитаем и ценим. Были и судебные процессы против верлибровцев.
– Тебя, помнится, еще тогда пытались упечь за решетку?
– Да, меня собирались посадить по статье семидесятой: «Антисоветская агитация и пропаганда». Позже, после «Верлибра» мы вошли в политику и стали монархистами. Я состоял в переписке с Владимиром Кирилловичем Романовым, главой императорского дома, и с Великой княгиней Романовой-Багратион-Мухранской. У меня до сих пор письма сохранились. Я расклеил везде листовки: «Русские люди, забросьте лживую, кровавую красную власть». И через два дня в дверь постучали: собирайся. Это было в 1990 году. Но случился путч, и моя статья стала неактуальна, антисоветской пропагандой стали заниматься все. А мы организовали группу «Попс-бюро», в которую вошли Георгий Антонов на бас-гитаре, Михаил «Булгахтер» Рубцов на гитаре, Олег Чарушин на клавишах, на тубе играл Николай Голиков, были еще кларнет и флейта. Когда мы дали серию незабываемых концертов с валенками и тазами, я понял, что нам не сыграться. Пригласил профессиональных музыкантов, всё стало получаться, нас позвали на ТВ писать ролики и клипы. Один из первых рекламных роликов был написан мной в соавторстве с Евгением Останиным. Тогда в стране бушевала эпидемия сальмонеллёза, и мы рекламировали яйца. «Птицепром» с нами рассчитался невероятным количеством яиц, я несколько коробок домой принес. Стали клипы на ГТРК писать – пришли успех и популярность. Один клип даже в прямом эфире делали: возвращались после его съемки в троллейбусе, а нас уже узнавали пассажиры на конечной остановке. Потом я пригласил в группу Валю Садовникова, с которым мы не расставались до самой его кончины.
– А чем ты занимался на Кавказе, говорят, у тебя тогда была какая-то личная драма?
– У меня случилась любовь, и я забросил художественное училище. После чего взял «академ» и с Валерой Девяткиным уехал на Кавказ. Там жили долго, занимались оформлением домов, писали фрески на стенах. То, что мы тогда делали, через какое-то время стало называться евроремонтом, а на тот момент это называлось армянской побелкой. Натяжные потолки придумали мы: сшивали бязь, обклеивали плотной газетной бумагой – идеальная поверхность получалась стоимостью гораздо ниже французских. Потом вернулись в Киров, «Верлибр» был уже неактуален – кто-то из его членов начал бухать, кто-то рисовать. Клуб был цветком, любовью: было семя, оно взросло, набухло – появился цветок, стал благоухать, он всех порадовал, потом умер. Это нормально. Мы стали автономными. Первыми в Кировской области выпустили свой диск в 1997 году – «Голые девочки: объект №1». До недавнего времени «Попс-бюро» играло и репетировало.
– А с недавнего времени тоже умерло?
– Просто надоело. Ради того, чтобы у людей воспоминания вызвать, у меня напрягаться нет желания. Я могу спеть и сплясать без группы под минус. Песня есть песня, ты всё равно несешь ее смысл, иногда даже не зная, какой. Как с «Пирамидальными тополями»: я 20 лет не знал, о чем эта песня и почему она всех цепляет.
– А сейчас знаешь? Тогда скажи, потому что многие до сих пор этого не понимают.
– Это песня о «здесь и сейчас», «я – это», «это – я». Пока ты не ощутишь самого себя, никуда не залезешь. «Мой лес – это я, залез – это я». Песня – по сути – была написана, чтобы прозвучало это словосочетание «пирамидальные тополя», непонятное жителям Кировской области. Многие даже считали, что это выдумка Вани Глухова, но это реальный термин. Мы с отцом по пути в Новороссийск проезжали мимо черных выжженных виноградников Горбачева: это было чудовищное зрелище. А за ними высились настоящие пирамидальные тополя, которые врезались в мою память.
– А что склонило тебя к этнике, или даже, вернее, к духовной музыке? Почему у брутального рок-музыканта проснулся интерес к японским флейтам?
– Мой товарищ ими увлекается, я и заинтересовался. Не мог сыграть на ней ни звука в течение двух недель. Любой ребенок может это сделать сразу, а я – нет. Как так? Меня зацепило. Целыми днями и ночами я шипел в эту флейту, достал всех окружающих, но звук наконец-то пошел. Видимо, из-за того, что я слишком много энергии вложил, у меня появился дар делать флейты. В Кирове никто сякухати не делает. Через какое-то время их стали покупать люди, ощущающие уникальную вибрацию флейт. Ведь когда ты выдыхаешь – ты не просто воздух из себя выдуваешь, а умершую информацию, негатив. Когда вдыхаешь – ты рождаешь новое. Во время игры на флейте всё старое выходит, весь ненужный накопившийся груз.
– А на слушателей этот твой мертвый накопившийся груз не влияет?
– Нет, это же моя энергия.
– Но флейты вряд ли могут прокормить семью. Чем сейчас ты занимаешься, творчество тебя обеспечивает?
– Наш с Яной продюсерский центр современного искусства выиграл губернаторский грант. Согласно ему мы проводим отборочные концерты. В позапрошлом году заключили контракт с международным песенным конкурсом «Атлантик-бриз», финал которого проходит в разных городах мира. Случайно я вышел на Александра Кузьмина (брата Владимира Кузьмина), который жил в Сан-Диего в Калифорнии и организовал там «Атлантик-арт-группу», «Кузьмин-рекордс», «Кузьмин-FM» и международное телевидение «Макс-ТВ». Оно транслируется через Интернет по всему миру. Сейчас, по статистике, электронные продажи в США в три раза превысили продажи реальных дисков. Нажимаешь на кнопку – покупаешь песни, все авторские права соблюдены, никакого пиратства: стоит защита, стырить нельзя. Мы находим артиста (или – он нас), записываем его на своей студии, качество которой подтверждено мировыми именами на уровне Москвы и США. Вдруг человеку очень захочется записаться в Америке – мы это устроим. Если он напишет гениальную песню – то станет звездой. Если не гениальную – потешит свое эго, будет размещен на всех самых продвинутых музыкальных сайтах и в какой-то момент достигнет результата, если будет идти целенаправленно. Информацию об артисте можно закинуть хоть в журнал Rolling Stone за небольшие деньги. Вся раскрутка обойдётся от 200 до 2000 евро. Тогда как в обычном формате на это понадобятся миллионы – по себе знаю, я когда-то жаждал славы.
– Чем тебя привлек этот бизнес?
– Тем, что в нем нет, как в обычном шоу-бизнесе, необоснованных трат. Мне не надо содержать огромный аппарат бюрократов. Для чего – чтобы они же мной и управляли? Говорят, что государство нас защищает, а от кого? Кто на нас хочет напасть? Давайте спросим любого американца или араба: «Ты хочешь на нас напасть?», – «Нет». А кто хочет? Политики, которых содержат налогоплательщики. Власть мне на хрен не нужна.
– Опасные вещи говорите, милейший. А почему у тебя на кухне хранятся хирургические инструменты?
– Я их коллекционирую. Видишь, сколько уже насобирал? Мне даже приснились всякие ножи и зажимы в связи с травмированной ногой, я ими оперировал. Мои девочки постоянно из коллекции что-то тырят, инструменты им пригождаются в хозяйстве. Они все уникальные. Например, этим инструментом я достаю занозы, он очень острый, заточен лазером. Откуда взялось такое хобби – не помню. Возможно, я рожден быть хирургом. Я не боюсь крови, могу оказать и первую медицинскую помощь, и вторую, и третью. Могу несложную операцию провести. В художественном училище я изучал анатомию, знаю, где какое сухожилие или мышца находится, чтобы ее не задеть. Когда-то давно я собирал марки, огромная была коллекция, теперь эта страсть ушла. Увлечение, как любое дело, проходит. То же самое с браком. Я понял, что институт брака – это тоже глупость. Любовь прошла – и до свидания, иначе не будет праздника жизни.
– Но с женой Яной вы уже лет десять неразлучны.
– Да, мы познакомились в 2000-м. Я тогда находился в активном поиске новой жены. Она даже не знала, кто такой Иван Глухов, когда многие уже называли меня легендой. Увидел Яну на сцене центра детского и юношеского творчества, где работал педагогом-организатором. Она пела песню Селин Дион, и я сразу сказал – это шикарная певица, хотя ей с детства говорили, что она плохо поет. Я думал, она еще пионерка пятнадцатилетняя, но оказалось, что Яна уже была замужем. Пришлось отбивать.
– Дочка Ева переняла музыкальные таланты родителей?
– Она перенимает их только тогда, когда ей это нравится. Пока у нее что-то получается – всё идет хорошо. Если, к примеру, одно движение в танце она не может повторить, то Ева танцы уже не признает в принципе. Песни, стихи сочиняла, даже книги писала, это в восемь-то лет, рассказы, как и я в детстве. Она спонтанная девочка.
– Вижу на полке много книг по кулинарии. Кто в вашей семье готовит?
– А кто первый к плите утром прибежит, кто сильнее есть захочет, тот и готовит. Раньше я был гурманом, потом это ушло. Так что книги тут больше для антуража. Сейчас для меня самые волшебные вкусы – это вкус гречневой каши или картошки. Мы постепенно ушли от мяса. Раньше я занимался всевозможными постами, а теперь мясо само ушло. Дочку заставить съесть кусочек невозможно, у нас даже пес вегетарианец. Кстати, смотри, какая тут книга древнейшая по кулинарии имеется. Там есть такие рецепты: «если у вас нет рябчиков, возьмите куропатку», – или: «как приготовить голубей»…
– Откуда такой раритет?
– Понятия не имею. Я вообще не знаю, откуда предметы приходят и куда уходят. Мы собственничеством не страдаем. Ни в отношении к вещам, ни в отношении друг к другу. Есть такая песня у Давида Тухманова: «Очень ранимые наши любимые». В нашей семье мы не представляем, как можно другого ранить, обид вообще нет, у нас общее сердце. Жена не моя собственность, я – не её, мы ничего друг другу не должны, просто живем вместе и радуемся. Если нет настроения – пытаемся поднять его друг другу. Когда я застану ее в объятиях другого мужчины – порадуюсь, что ей хорошо... И – да: насчёт готовки. Я иногда сам придумываю блюда, простые и вкусные, которыми делюсь с друзьями. Например, хрустящий сыр в микроволновке готовлю: разрезаю сыр нежирный, раскладываю на тарелку – и в печь его. Кусочки пузырятся, растекаются, потом остывают и становятся хрустящими, как чипсы. Можно специи добавить.
– Анекдот от Ивана Глухова.
– Бог решил подарить людям терпимость и пришел к земле Ханаана. Предлагает, а в ответ слышит: «Зачем мне терпимость, кругом враги – убьют». Пришел в Египет, говорит египтянину: «Хочу подарить тебе любовь», – «Зачем, кругом ненависть, не надо». Пошел в Израиль дарить радость. Еврей спрашивает: «Сколько?». – «Бесплатно». – «Хорошо, дайте десять».
Беседовала Гульнара ГАРИПОВА, Респектабельная газета The Конкурент