25 июня в Кирове состоялась открытая лекция «Мозг и забота о детях» (18+) в рамках федерального проекта «Энергия науки»* сети Информационных центров по атомной энергии (ИЦАЭ). Её прочитал Вячеслав Дубынин, нейрофизиолог, доктор биологических наук, профессор МГУ. В его лекции раскрывалась тема взаимосвязи работы мозга и родительского поведения. Накануне лекции редакции ikirov.ru удалось задать спикеру несколько вопросов.
— Вячеслав Альбертович, если коснуться темы лекции, то сейчас как-то принято ругать родителей за детские травмы. Всегда ли в проблемах поведения ребёнка имеет смысл винить родителей?
— Родителей, мне кажется, винить в чём-то — плохая идея. Они уже совершили личный подвиг, выпустив в мир ещё одну душу. Поэтому наш долг, а я что-то в этом понимаю как отец трёх дочерей и дедушка трёх внуков, очень важное, позитивное и приятное дело. Мне кажется, что большинство родителей всё-таки от всего сердца стараются. Ежели возникают какие-то проблемы, то они, как правило, связаны с врождёнными факторами, обстоятельствами, конкретной физиологией ребёнка: травмы, заболевания, вакцинировались не вовремя и т. д.
К сожалению, родитель не всё может. В сутках ведь всего 24 часа. Вам нужно успеть для начала поспать. Если спите меньше 6 часов в день, то это уже плохо. Еще какое-то время надо поработать, чтобы были деньги на еду, одежду для себя и ребёнка, квартплату и т.д. И если работа нравится, то это прекрасно. Но так бывает не всегда. И когда родители работают на не очень любимой работе, то они находятся в состоянии постоянного стресса.
Ну и дальше остаётся время на некое общение, отдых и взаимодействие с ребёнком. Тут важен настрой и понимание, что когда ребёнок растёт, то каждый день — уникальный день. И если вы пропустили возраст 2,5 года, 3, 3,5 года, потому что вы были слишком заняты делами или решением каких-то личных проблем, то это уходит навсегда. Это невозвратная история, поэтому каждый из нас в каком-то возрасте уже всё-таки начинает понимать, насколько ценным является общение с ребёнком.
И дай Бог, если не возникают какие-то серьёзные проблемы. Если они возникают — прежде всего проблемы со здоровьем — то родителю можно от всей души посочувствовать и стараться помочь. Я регулярно общаюсь с педагогами, работающими с детьми, у которых есть проблемы (расстройство аутистического спектра, ДЦП, эпилептический статус), и их родителями. На этом фоне жизнь родителя более или менее здорового ребёнка выглядит раем. Поэтому так важно ценить ситуацию, когда у вас здоровое, пусть и непослушное дитя. В основе того, какими мы стали родителями, лежит собственный детский опыт: какие у нас мамы и папы, как проходило воспитание. Это работает не только на уровне человека, но и на уровне животных. Если мама крыса плохо ухаживала за детёнышами, то дальше молодая самка (из её помёта) тоже не очень хорошо ухаживает за своими.
— Как тогда справляться с такими проблемами?
— Осознанность. Именно в этом психологи видят решение. Например, ответы на подобные вопросы надо искать в самом себе: «Зачем же я так делаю?», «Почему у меня такая странная программа, откуда взялась?», «Почему я душу собственного ребёнка и не позволяю заниматься тем-то, тем-то, тем-то?», «Откуда это? Почему эта беда?». Это делается самостоятельно, или обсуждается с друзьями, или решается на приёме у психолога.
— Последние пару месяцев нам показали, что одни люди более чувствительны к происходящим событиям, а другие — менее. Как это объясняет нейробиология? Дело в эмоциональных зеркальных нейронах?
— Наверное, это глобально называется «стрессоустойчивостью» и дело здесь, конечно, не только в зеркальных нейронах, но и в десятках, даже сотнях, уникальных свойств каждого конкретного организма и человека. Начинается всё с величины вашего энергоресурса: насколько долго вы можете интенсивно что-то делать и не уставать. Ещё Иван Петрович Павлов называл это силой нервной системы. Она связана с глобальным обменом веществ, гормонами, работой вашей пищеварительной, выделительной систем, работой сердца.
Следующий слой — это ваш мозг, ваша нервная система. Сборка мозга естественно идет тогда, когда эмбрион девять месяцев растёт и развивается у мамы в животе. В этот момент каждая нервная клетка должна встать на своё место, выпустить отростки и установить контакты с соседними нейронами, чтобы проводить какие-то информационные потоки. Насколько успешно это случилось именно для вашего мозга — это очень значимый фактор. И в этом смысле, когда говорят, что к беременной женщине надо относиться как к хрустальной вазе, — это правда. Стресс во время беременности, травмы, инфекционные заболевания — вредны для развивающегося мозга.
Дальше нервные клетки передают сигнал с помощью разных химических веществ, которые называются нейромедиаторами. Всего их около десятка главных. В зависимости от того, насколько активно работает каждая из этих молекул, мы более или менее любопытны, более или менее эмпатичны, более или менее тревожны, и так далее. Как у вас это всё сложилось,такой и формируется ваша стрессоустойчивость. Так, в условиях серьёзного стресса, ключевую роль играют молекулы гамма-аминомасляной кислоты. Это вещество — тормозный нейромедиатор и позволяет сдерживать лишние эмоции. Если у вас эта система плохо работает или устала из-за длительного стресса, то после какого-то уровня вы можете сорваться, получить эмоциональный стресс, истерику.
Например, к вам пришли гости и ваш младенец 3-4 месяцев от роду поначалу милый, а потом срывается в истерику, орёт, плачет и в итоге засыпает. Сначала у него устала система тормозных нейронов, потом весь мозг устал и наступил сон. То, что у младенца видно в таком примитивном варианте, на самом деле происходит и со взрослым мозгом. Но с зеркальными нейронами действительно есть проблема, потому что очень здорово когда мы эмпатичны, но чрезмерная эмпатия, если вы чрезвычайно сопереживаете чьим-то страданиям, способна загнать вас в собственную тревогу, депрессию.
И у людей социономических профессий (врачи, психологи, педагоги) существует специальный тренинги по удержанию эмпатии на разумном уровне. Потому что если ты воспринимаешь чью-то проблему, как повод проявить свой профессионализм и помочь — это одно. А когда ты эту проблему уже воспринимаешь совсем как свою, то ты очень быстро истощаешься. Это ещё порой называется профессиональным выгоранием.
— На какие вопросы у вас ещё нет ответа? Какие загадки не дают покоя?
— У меня есть несколько уровней существования. С одной стороны я учёный, который занимается различными молекулами, влияющими на мозг. В МГУ на биологическом факультете мы десять лет изучаем модели нарушений материнско-детского взаимодействия. Естественно, на лабораторных животных — на белых крысах. То есть мы можем смоделировать, например, материнскую депрессию, ухудшение заботы о потомстве. Мы можем смоделировать расстройство аутистического спектра. То есть ухудшение детского поведения, детской привязанности. Более того, мы видим, когда мама крыса страдает материнской депрессией, её детёныши обладают признаками аутизма.
Получается, что ребёнок и мама — это единая информационная и биологическая система, и проблемы материнского поведения сказываются на поведении детёныша. А если детёныш какой-то тревожный, со здоровьем проблемы, то это сказывается на материнском организме. Например, мама белой крысы начинает чувствовать себя хуже. Как в этой системе найти ту точку, влияя на которую можно улучшить состояние и матери, и ребёнка? Мы работаем с особыми молекулами, которые называются регуляторные пептиды. В частности:
- окситоцин, его аналоги и фрагменты;
- вазопрессин, его аналоги и фрагменты;
- адренокортикотропный гормон, его аналоги и фрагменты.
На лабораторных животных у нас получается много чего поправить в системе мать-детёныш. Мы надеемся, что это в конце концов дойдёт до клинической практики или по крайней мере заинтересует врачей и фармацевтические фирмы. В этом и есть мой научный интерес.
— А что вас интересует как преподавателя?
— Если взять меня как преподавателя, профессора, который читает лекции, то, конечно, здесь приходится выходить за рамки своей конкретной научной тематики. Начинаешь смотреть на те проблемы, которые многим интересны, и обсуждать их с коллегами. Порой для учёных не менее важно просто собраться, обсудить и генерировать какие-то новые идеи по будущим экспериментам или по осмыслению того, что получилось. Один ум хорошо, а два, три, четыре — ещё лучше, потому что вы специалист в одной области, а кто-то — в другой. Когда разноплановые люди начинают одни и те же данные обсуждать, возникает масса интереснейших идей.
— Ваша профессиональная деятельность связана только с наукой?
— Мне в последние годы везёт с общением. На меня довольно часто стали выходить люди искусства. Приходит ко мне на лекцию художник и начинает меня после лекции пытать: «А как люди видят красивое в картинах?» А дальше приглашает почитать лекцию коллегам-художникам. Да ещё это происходит в мастерской, где тут же с меня одновременно пишут портрет. Или приходит ко мне на лекцию профессиональный кондитер и говорит: «Я мечтаю об идеальном пирожном! Я соберу коллег-кондитеров и мы вам устроим кондитерское шоу, а вы нам расскажете про восприятие вкуса». То есть музыкантам, танцорам, спортсменам, парфюмерам интересно взаимодействие нашего мозга и мастерства во всех его проявлениях. И то, что долгие века оставалось объектом субьективного наблюдения и самонаблюдения, в последние буквально 15-20 лет с помощью современных методов, например, ФМРТ (функциональная магнитно-резонансная терапия), стало возможным визуализировать и анализировать. С помощью этих современных технологий можно увидеть положительные эмоции объективно. Это всё очень интересно.
— Если говорить о медицинских задачах, решаемых нейробиологией, то какую бы могли выделить в настоящий момент?
— На данный момент важнейшей задачей являются нейродегенерации. Болезнь Альцгеймера и болезнь Паркинсона — все более значимые ограничители продолжительности жизни человека. То есть медицина неплохо разобралась с инфекционными заболеваниями и даже COVID-19 — не помеха. Врачи всё лучше справляются с сердечно-сосудистыми заболеваниями, онкологией. А вот нейродегенерации, в основе которых накопление дефектных белков внутри нервных клеток, пока не поддаются или очень плохо поддаются лечению. И обидно, если вам 90 лет, вы столько всего прожили и нажили добра, и ещё готовы работать и работать, а смотришь на статистику: у половины симптомы болезни Альцгеймера, а у каждого шестого присутствует диагноз паркинсонизма.
На фоне коронавирусной пандемии, когда впечатляюще показали себя РНК-вакцины, возникла идея использовать РНК-молекулы для того, чтобы влиять на работу различных генов внутри нейронов. Это позволит ослабить, затормозить процессы нейродегенерации. Скажем, при Альцгеймере внутри нейронов накапливаются тау-белки. Если мы сумеем с помощью липидной капли внести в нейрон кусочек РНК, который будет мешать синтезировать тау-белки, то, возможно, откроется путь к лечению. И это так интересно, что складывается ощущение того, что в физиологии мозга по-серьезному всё только начинается.
*«Энергия науки» – проект, который знакомит жителей российских регионов с новейшими научными открытиями и идеями. Он помогает сформировать у аудитории широкую картину современной научной жизни.
Материал подготовлен Еленой Григорьевой и Иваном Григорьевым специально для ikirov.ru