"К сожалению, сейчас в Госдуме никак не хотят признавать нас "ветеранами". Тогда у нас было бы еще больше льгот, например, на захоронение. Чтобы доказать свои права приходится идти в суд, а он встает на нашу сторону", - рассказывает Юрий Григорьевич.
В далеком 41
Юрию Григорьевичу было шесть лет, когда началась война. Тогда вся его семья жила в Бресте. Отец, после того как начались боевые действия, ушел в партизаны. Юрий, мать и три брата попали в гетто. В нем они прожили до 1943 года. По признанию, Юрия Григорьевича, за это время из 6-летнего ребенка он превратился во взрослого молодого человека из-за всего того, что ему пришлось пережить. Так как их гетто находилось недалеко от еврейского, он стал свидетелем казней многих беззащитных женщин, стариков и даже детей.
«Мы как-то пытались спасти еврейскую девочку. Прятали ее. К сожалению, как сложилась ее судьба я не знаю, но я очень надеюсь, что она осталась жива и прожила долгую и счастливую жизнь», - рассказывает он.
В гетто удалось выжить благодаря накопленному семейному «добру». Мать ветерана просто выменивала фамильные драгоценности на хлеб. Иногда пришлось есть даже и гнилую картошку, а супы варили из травы. По словам Юрия Григорьевича, отец хотел забрать к себе всю свою семью, но не успел. Поляки, которые были соседями семьи, выдали их немцам при очередной облаве. Их тут же забрали.
По лагерям
Так и начались их скитания по лагерям. С весны 43 года Юрия и всю его семью перевозили из лагеря в лагерь. При этом люди даже не представляли, где они находятся. Только после войны Юрий Григорьевич узнал, что все эти полгода их возили по всей Восточной Европе. Потом их отправили в Западную Германию. По правилам, мать могла взять не более двух детей. Матери Юрия предлагалось выбрать, кого из троих оставить на смерть. Повезло, что в это время в этом лагере они встретили мамину сестру и одного из сыновей записали на нее. Даже в лагере младший брат называл ее мамой.
Как вспоминает Юрий Григорьевич, на одном из санпропусков попался вагон с советскими военнопленными. Они были настолько в плохом состоянии, что Юрий и все остальные начали собирать им хоть какие-то имеющиеся продукты. Этот момент он никогда не забудет, признается он.
"Единственное, что я не помню название поселка, в котором мы находились. Знаю, что это было под Розенфельдом. Там мы занималсь сельскохозяйственными работами. Потом нас выкупила одна немецкая семья. Я занимался извозом на лошадях. Маму однажды чуть не повесили из-за того, что она оставила в хлеву свет включенным. Они подумали, что мама дает сигнал для авиации. Хозяйка за нее заступилась. Она вообще хорошая была, у нее сын погиб на войне. А вот дочь ее настоящая нацистка была. Когда немецкие войска начали отступать, она с ними и ушла. Так мы и прожили там до освобождения. Потом пришли англичане, которые нас и освободили. Всех отправили в лагерь, но мне не пришлось ехать. Ведь я в совершенстве владел немецким языком, маленьким был и впитывал все знания, как губка. Поэтому меня сделали переводчиком. В течение шести месяцев я видел маму только два раза, мы с англичанами ездили и искали фашистов. В сентябре нас погрузили в поезд и отправили на родину. До этого комендант просил мою маму, чтобы она оставила меня с ними, а они меня потом определят в военное училище. Но моя мама ответила, что в войну не потеряла, сейчас тем более", - вспоминает он.
Война прошла, а страдания не закончились
В школу Юрий пошел в возрасте 10 лет. Как он признается, маме было еще сложнее. На работу ее никто не брал из-за прошлого. Много кто эмигрировал в то время, боясь советского гнета. Семья Юрия Григорьевича вернуться не боялась, потому что их репутация не была запятнана. Мать Юрия Григорьевича всю жизнь вспоминала и чувствовала те страшные дни. Это стало настоящей ношей для нее: она все помнила. Но она всегда держала все в себе.
"Я старался не вспоминать о том, что я знал немецкий. Ведь отношение к узникам было очень негативное. А братья мои младшие еще год говорили между собой только на немецком. Возвращаться было страшно, после войны был настоящий хаос. Пропадали не только вещи, но и люди. По всей России был распространен бандитизм. Голод совпал с засухой. Я помню, что было развито людоество. На базаре продавали котлеты из человечины. Город был в страшном состоянии. Еще хорошо, что директор музыкальной школы, несмотря на то, что было трудно устроиться, взял на работу мою мать уборщицей. За это его могли отправить в ГУЛАГ. Мы, когда приехали, жили в уборной. Жили в этом месте много-много лет и ели что попало. Сейчас мой брат коммерсант, и он до сих пор не понимает, почему мама кормила нас такой "бурдой". А когда только приехали в Россию, то жили в комнате у родственников, где нас было 15 человек.
Потом мы узнали, что папа остался жив. Но у него вторая семья. Когда он узнал, что нас забрали в лагерь, он подумал, что мы погибли. Потом он нас навещал. Знаете, я помню, что даже немцы гвоорили, что они берегут своих солдат, а русские готовы были послать на смерть тысячи своих соотечественников, чтобы взять высоту и доложить об этом Сталину ", - вспоминает он.
До 1985 года никто из окружения семьи не знал, через что они прошли. Об этом не принято было говорить. Юрий Григорьевич старается не вспоминать об этих страшных событиях, но из памяти их невозможно стереть.
Шестилетним мальчиком он встретил войну, а вернулся уже 10-летним взрослым молодым человеком, которому и в послевоенное время пришлось несладко. Расшатанная психика, пошатнувшееся здоровье, побои со стороны мальчишек за то, что он был в немецком лагере - это лишь часть испытаний. Но Юрию Геннадьевичу хватило сил жить дальше. Он поступил в музыкальную школу, дальше была армия. Свою жизнь он посвятил музыке.
Для справки:
В 1945 году были освобождены:
27 января - были освобождены узники Освенцима (погибло 4 миллиона узников)
11 апреля - узники Бухенвальда ( погибло 56 тысяч человек)
22 апреля - узника Заксенхаузена (погибло 100 тысяч)
29 апреля - узники Дахау (погибло 30 тысяч )
30 апреля - узники Равенсбрюка (погибло 92,7 тысяч)